Баллада об ушедших на задание. Дот - Страница 20

Но как ни плох был Тимофей, даже он сообразил, что происходит, и сказал тоном приказа:

- Кончать надо с ними…

- Есть кончать!

Ромка свернул к старому грейдеру. Он был узкий, обсаженный высокими дуплистыми тополями. Здесь если врага не убьешь сразу и он заляжет за деревом - его оттуда не выковырнешь. Но если заманить к речке… если один заляжет здесь, в кювете, а самому развернуться в прибрежном кустарнике и встретить в лоб…

Страшных сбросил скорость, давая немцам приблизиться. Пусть войдут в визуальный контакт, пусть видят, что я делаю. Пусть доверяют клиенту!

Грейдер гудит под колесами, тополя мелькают слева и справа совсем рядом. Старый шлях, дедовский, две машины не разминутся, подумал Страшных и сказал через плечо Залогину:

- Я сейчас отверну, а ты с автоматом в кювет. Я их снизу встречу, ты вжаришь им в зад.

- Ну уж нет! Пулемет - мой кусок хлеба. Так что бери свою машинку и сам вали в засаду.

- Да ты хоть на мотоцикле умеешь?

- Разберусь.

Все вышло до Ромкиной задумке. Немцы приметили, где пограничники свернули с грейдера, и один мотоцикл перевалил через кювет почти в том же месте; второй сделал это раньше и помчался на перехват, прямо через лужок, хотя это было и непросто по высокой траве. Третий мотоцикл отстал почти на километр, и, если бы здесь была другая география, если лужок был бы хоть чем-то закрыт, возможно, и эти немцы кинулись бы в бой, чтобы попытаться выручить своих. Но лужок просматривался с грейдера отлично, немцы увидели, что произошло с их товарищами, не доезжая трехсот метров развернулись - и Ромка вслед даже пальнуть не смог, хотя бы просто так, вместо соли на хвост - патроны у него в магазине опять кончились, а запасных с собою не было.

Один мотоцикл горел. Когда из-под перевернувшейся машины выбирался пулеметчик, Ромка ударил по нему, не целясь, и пробил бак. Еще двое немцев были убиты наповал, а одного насмерть придавило мотоциклом.

Страшных постоял, прислонясь плечом к рубчатой коре тополя. Тихо. Трава пахнет - одуреть можно. Жуки летают. Перепела переговариваются… Только где-то за холмами ворочается гром. Страшных прислушался. Так и есть - семидесятипятимиллиметровые. Густо бьют. Бой хороший или просто снарядов - бери не хочу. Но далеко это, ох далеко!…

Мотоцикл горел с треском, пламя гудело, как в трубу. Пламени почти не было видно, оно только угадывалось на фоне дыма - чадного от краски. Дым сперва нерешительно расползался во все стороны, потом словно щелочку нашел - потек вниз, в сырую ложбину, к речке.

- Тебя что - ранило? - крикнул Залогин.

Он подъехал на мотоцикле и даже успел перевернуть горящую машину, пытаясь погасить пламя, но это было непросто. Тимофей сидел в коляске как-то бойком, почти лежал; глаза его были закрыты.

Страшных побрел через высокую траву, волоча автомат по земле. Остановился возле немца, которого минуту назад убил. Его обгоревший мундир был изорван пулями. Лицо хоть и немного обгорело, а уже не разберешь, сколько ему было годочков. Моя работа, подумал Страшных. Я его убил. Минуту назад он был совсем живой, гнался за нами, уверенный, что перестреляет нас. А я его убил. Живого человека. Живого человека, еще раз упрямо повторил Страшных, прислушиваясь, не дрогнет ли у него в груди хоть что-нибудь. Но ничего не дрогнуло. Пустые слова. Когда он смотрел на этого убитого им фашиста и произносил «живой человек» - это были пустые слова. Фашист и эти слова не совмещались. А может, причиной была груда полусгоревших товарищей в провале котельной? Или пристреленный в упор Эдька Постников, которого он узнал только по надписи на ремне?…

- Ты чего скис, дядя? - Залогин заглянул ему в глаза, - Мучаешься, что укокошил фашиста?

- Нет. Просто устал.

- Нашел время! Давай, дядя, помоги обыскать их. Бинты нужны. Командира перевязать.

- А сам не можешь?

Вопрос попал точно. Залогин помялся.

- Не могу.

- Мертвяков боишься?

- При чем тут мертвяки? Но… по чужим карманам лазить…

Ромку все еще не отпустило. Он усмехнулся, но усмешка не проникла вглубь, так и осталась на губах. Он представил, как будет выворачивать карманы… А ведь прав Залогин - не так это просто. Надо что-то перешагнуть. А может быть, даже сломать в себе. Но зачем! - возмутилось все в Ромке, мне и так хороши. До сих пор мне ничего не приходилось в себе ломать Я не хочу. И не буду!…

- Давай поищем в багажниках, - предложил он.

К горящему мотоциклу подступиться было уже невозможно, и они побежали к уцелевшему. Шерстяное одеяло, два пакета НЗ, две банки консервированной колбасы, буханка хлеба, початая бутылка спиртного, термос вроде бы с кофе, а дальше насос, запасные камеры, инструмент, патроны - целое богатство, а индивидуальных пакетов нет.

На золотисто-коричневой этикетке бутылки красовалась голова оленя с густыми рогами. Страшных вынул зубами пробку, старательно обтер горлышко рукавом, ополоснул содержимым и лишь затем сделал глоток. Зажмурился.

- Хороша штуковина! Огонь по жилам. Попробуй, - протянул бутылку Залогину.

- Я не пью.

- Да брось ты! Наркомовские тебе положены? Ежедневно! Колоссально снимает усталость.

- Не хочу.

- Глупо. Ну я твою долю сержанту отдам. Ему это сейчас во как надо. Совсем скапустился.

Услышав его шаги, Тимофей открыл глаза.

- Почему задерживаемся?

- Сейчас поедем. А ну заглотни, только помалу.

- Самогон?

- Послабже будет. Но до санбата на этом газу ты продержишься.

Только сейчас Ромка заглянул в багажник своего мотоцикла. Здесь тоже было припасено немало добра- кроме бинтов. Он возвратился к Залогину. Герка сидел на корточках возле задавленного лейтенанта, перед ним лежал черный кожаный бумажник немца, он разглядывал фирменную фотокарточку: этот же лейтенант, только в парадном мундире и с медалями, рядом полненькая блондинка, светлоглазая, в перманенте, а между ними совсем маленькая девчушка, вся в локонах и шелке.