- Знаю! - оживился Герка. - Высота 41.
- Это на вашем участке, - согласился Тимофей.
- Шикарное место. Видок оттуда - закачаешься! Я покажу, как проехать. Тут просто.
- Ты уж приглядывай за могилкой, - сказал Тимофей, втискиваясь в коляску. - Прощай, дед.
Венгр чуть кивнул.
- Лопаты там оставьте. По-над вечер заберу. Место оказалось - себе лучше не пожелаешь.
В полчаса они выкопали могилу метровой глубины, тело обложили свежим густым лапником и закопали на совесть, плотно, чтобы не сразу могила просела. Сверху положили припасенную Геркой дощечку, на которой написали все, что полагается в таких случаях. Получилось не очень подробно - Страшных знал только имя этого парня, - зато брало за душу. Дощечку закрепили камнями. Потом Ромка хотел дать прощальный салют и даже заупрямился, настаивая на своем, когда Тимофей сказал «нет». Тогда Тимофей так сказал «нет», что Ромка сдался, хотя еще долго дулся на товарищей.
Решив дождаться темноты, они зарулили в пустую кошару. Замаскировали мотоцикл трухлявыми досками, забрались на жидкий сеновал. Место было глухое, но береженого бог бережет. «Ты в первом карауле, - сказал Тимофей Залогину. - Через два часа тебя сменит Страшных». Отвернулся к дырявой толевой крыше и через минуту захрапел. Но Ромка спать не мог.
- Время только зря портим, - не выдержал он уже через полчаса. - Если хотите знать, я улавливаю противоречие в наших рассуждениях.
- Не в обиду будь сказано, товарищ сержант, - сразу отозвался от слухового окошка Залогин, - плохо вы его учили. Никчемушный он солдат, этот Страшных.
- Поясни, - не оборачиваясь, сказал Тимофей.
- Справный солдат еще не лег, а уже спит…
- Як чему веду, - продолжал Страшных, словно и не слышал этих реплик, - ты ж какой сейчас воин, Тима? Смешно сказать. Тебе в койку надо. И поскорее. А мы всё в драку лезем. Где пальба погромче.
- Ну?
- А надо бы туда, где тихо. До своих скорее добежим.
- Например?
- Хотя бы в райцентр. Его ведь так просто наши не сдадут. Должны держать. А там больница…
Тимофей думал недолго.
- Ладно. Заводи мотор.
До райцентра было километров двадцать с гаком, но места все знакомые, и Страшных не зарывался, даже осторожничал, так что проскочили без приключений. Они уже решили, что дело сделано, и в райцентр въехали открыто, однако там оказалось полным-полно немцев. Пограничники спаслись только потому, что немцы слишком поздно их разглядели - может, приняли за своих, а может, им и вовсе было наплевать, кто это. Короче говоря, когда под свист пуль, гогот и улюлюканье они все-таки благополучно заюлили в чащу, было решено двигаться на восток не наобум, а держаться поближе к шоссе. Этим нисколько не уменьшалась вероятность встречи с немцами, зато пограничники могли быть уверены, что идут к своим кратчайшим путем: такую магистраль наши должны были держать. Не здесь, так где-нибудь подальше. Но держать!
Осуществить этот план оказалось нетрудно. Немцы охраняли шоссе только в непосредственной близости, дальше у них пока руки не дошли, не до того им было - они стремились на восток. Правда, пограничникам все же довелось пострелять. Это случилось дважды. Похоже, оба раза им встретились разъезды или разведгруппы. Оба раза стрельба носила скорее предупредительный характер. Возможно, тут сыграло свою роль и некоторое равенство сил. А рисковать без особой надобности охотников не нашлось.
Потом пошли горы.
Потом кончился бензин, а фронта все не было слышно.
Бензин кончился около полудня. Пограничники ждали этой минуты давно, были готовы к ней, потому даже досады не почувствовали.
- Может, так оно и лучше, - сказал Тимофей. - Меньше риску напороться на фашистов. Не так сподручно, зато верняк.
- Нет, - сказал Ромка, - кабы ты здоровый был.
- Ладно. Как-нибудь дойду.
- Есть идея, - сказал Ромка. - Скромная гениальная идея.
Он прошелся возле мотоцикла, разминая ноги, тряс ими поочередно. Это показалось ему недостаточным, и он стал массировать икры. Здесь не было ни ветра, ни птиц, даже насекомые молчали. Только натужно гудели далекие моторы на шоссе да потрескивал бинт, когда Залогин выдирал его из бурых пятен на груди Тимофея. Теркины руки занемели от напряжения и начали дрожать. Чтобы скрыть это, он отер рукавом гимнастерки свое взмокшее восковое личико.
- Дядя, хочешь, расскажу, что ты придумал?
- Валяй, - сказал Страшных.
- Очень просто, дядя. Мы с тобой сейчас берем по автомату, спускаемся к шоссе, нападаем на немецкую автоколонну и разбиваем ее, захватываем канистру горючего, после чего продолжаем путь на этой керосинке.
- А у него котел варит, а? - не растерялся Страшных и улегся на мох, заложив руки за голову. Но глаз не сводил с груди Тимофея - очень ему было интересно, сколько же у сержанта ран. - Как говорится: ум хорошо, а полтора лучше.
- Мы пойдем пешком, - сказал Тимофей.
- Но ведь если остановить одинокий бензовоз или просто грузовик…
- Еще немножко, дядя, и ты согласишься просто найти на обочине одинокую канистру. Но для себя я решил, что если и поеду дальше, так только в «опель-адмирале».
- Вы слышали приказ? - сказал Тимофей.
- Так точно, - сказал Залогин.
- Да ну тебя, Тимоша, в самом деле! - сказал Страшных.
- Красноармеец Страшных, два наряда вне опереди Как только прибудем в часть, напомните мне о них. Ясно?
- Еще бы.
- Почему отвечаете не по форме.
Страшных поднялся.
- Виноват, товарищ младший сержант. Вас понял.
- Ладно. Что ты возишься долго? - сказал Тимофей Залогину. - Знаешь, вроде пар туда проникает. И дышать вроде нечем.