Баллада об ушедших на задание. Дот - Страница 72

- Так точно.

- А теперь в путь. Посмотрим, где вы будете болтаться эти девять часов двадцать пять минут.

- Не очень складный вы поезд придумали, товарищ подполковник, - пробурчал Масюра. - Вполне можно было бы выехать из Берлина утренним. И выспался бы в постели, не сидя, и приехал бы к сроку.

- Вы обсуждаете приказ?

- Виноват, товарищ подполковник.

- Вам дали билет именно на этот поезд. Значит, так надо. Значит, так вы в большей безопасности, может быть, даже под охраной.

- Понимаю. В кино я могу заходить?

- Куда угодно: в кино, в кафе, в пивные, в рестораны. Но я советую обходить места, где возможны облавы. Документы у вас прекрасные, только мало ли что почудится полиции. Вас задержат, кто придет на условленную встречу?…

Масюра принял условия игры, и какое-то время Алексей Иннокентьевич даже думал, что заставил его бороться. Однако скоро убедился, что это не так. Масюра попадал во все ловушки. Он даже не пытался разгадать их. Он был послушен - и только. Он уже смирился. Сейчас от него хотели этой нелепой игры - и он вел свою партию, не пытаясь вспомнить, какие детали были в здешних материалах, а какие нет.

Малахов с трудом подавил в себе раздражение, хотя объективно понять его было легко: только в эти минуты стало окончательно ясно, что Масюра - немецкий контрразведчик. Их беседа все больше утрачивала начальный тон, и вскоре, когда ловушки сработали все, потеряла смысл и для Малахова. Он перестал задавать вопросы, Масюра по инерции говорил еще несколько минут, потом и он замолчал, и так они сидели в полном молчании довольно долго. Масюра смотрел в окно, Алексей Иннокентьевич - на свои длинные худые пальцы.

- Уф! - выдохнул наконец Малахов. - Пусть будет по-вашему. Оставим эту бессмысленную игру. Тем более что свою функцию она выполнила. Вас интересует, где вы попались?

- Нет.

- Я думал, что вы будете упорней.

- Какой смысл? Едва я увидел вас, я сразу понял, что игра проиграна.

- Перед вчерашней беседой вы волновались больше.

- Да. Я понял метод проверки и хорошо к нему подготовился. Но вчера это оказалось ни к чему. Я успокоился. Решил - просто совпадение.

Он видел меня когда-то, когда и я его видел, и сейчас он узнал меня, и считает, что я его узнал тоже, понял Малахов.

- Вы узнали меня сразу? - спросил он.

- Да. Еще на аэродроме. Когда я увидел, как вы подходите к нам, я чуть не сомлел. Я был уверен, что вас застрелили, - он криво усмехнулся, - «при попытке к бегству».

Все. Вспомнил! Одна эта фраза - и Малахов словно воочию увидел, как его волокут за вывернутые руки сперва вверх по пяти лестничным маршам, потом по коридору. По коридору было не так ужасно, потому что переломанные ноги уже не бились о ступени, просто скользили по линолеуму, которого он касался то щекой, то лбом, а эти двое волокли его рывками и спорили, чья очередь идти сегодня к какой-то девке, а еще один бежал следом и кричал, кто будет вытирать кровь после каждой свиньи, он не нанимался, ему денег за это не платят, за это дерьмо… А потом эти двое втащили его в комнату и запрокинули лицо, схватив за волосы, и рефлектор бил прямо в упор. Этот? - услышал он, скосил глаза и увидел молодого стройного оберштурмфюрера СС, блондина с правильными чертами, ну ни единой неправильности, чтобы взять ее на заметку. Нет, не он, сказал оберштурмфюрер и отвернулся. Это он, Хайнц, сказал кто-то невидимый из-за рефлектора, и Малахов узнал по голосу следователя. Это он, Хайнц, ну погляди хорошенько. Если хочешь - глянь на фото. Здесь он еще до обработки… И опять они друг против друга, глаза в глаза, рефлектор сыплет песок за веки. Нет, не он, рубит оберштурмфюрер.

Малахов потрогал широкий шрам за ухом.

- Вы все еще оберштурмфюрер?

- Нет. Уже гауптштурмфюрер. В сорок втором получил повышение.

- Тогда вы были блондином, Хайнц…

- Кессель. Моя фамилия Кессель, неужели вы еще до этого не докопались?

- Пока нет.

- А перекраситься несложно, господин подполковник.

- Куда неприятней пластическая операция.

- Ну, немного потерпеть не беда. Зато результаты были превосходны. Я две недели жил среди людей, знавших настоящего Масюру, и никто во мне не нашел ничего странного.

- А все родственники Масюры действительно уничтожены?

- Это не моя вина, господин подполковник. Мне подготовили легенду, я только натянул ее на себя. А родственников Масюры вывезли в Треблинку по приказу свыше. Это не моя вина.

- Их сожгли?

- Да. За этим специально проследили. Война, господин подполковник. Мне готовили безукоризненную легенду.

- Гибель Гологорского отряда - ваша работа?

- Нет. Я повел свою группу в лес сразу после этого разгрома. Мы точно знали, что не уцелел ни один человек. Нас не мог уличить никто.

- Кстати, ваша группа, гауптштурмфюрер, арестована…

- Догадываюсь.

- Послушайте, Кессель, но ведь вам пришлось убивать немцев, даже двоих офицеров вы убили собственноручно - это нами проверено…

- Но ни одного русского!

- До этого мы еще дойдем, гауптштурмфюрер. Вам никогда не жгла руки кровь соотечественников?

- Это были пешки, которые не считают в крупной игре, господин подполковник. Когда я уходил в лес, я имел задание попасть в советскую дальнюю разведку. Все делалось только ради этого. И я почти добился своего

Оставалось выяснить последнее.

- Где сейчас разведшкола фон Хальдорфа?

- Не знаю.

- Советую отвечать. По всему стилю вашей работы я узнаю его руку, гауптштурмфюрер.

- Он мой шеф, и я не собирался отрицать этого.

- И вы не знаете, где находится ваш шеф? Что за ерунда! Еще попробуйте меня убедить, что вы не поддерживали с ним постоянной связи.