Потом он открыл глаза, увидел, что огонек вот-вот исчезнет в соседнем фургоне, подумал напоследок, как будут довольны ребята и капитан Сад, и поднес огонек спички к маленькому огрызку шнура, ну, считай, почти к головке взрывателя.
Вода прибывала быстро. Алексей Иннокентьевич не сразу понял - откуда. В темноте добрел до двери струилась из-под нее. Однако напор был слаб. Не то.
Чтобы выработать линию поведения, было необходимо иметь какую-то рабочую гипотезу, и Алексей Иннокентьевич решил, что фашисты уже подготовились к эвакуации и вот напоследок уничтожают свое гнездо. Как в таком случае должен поступить он, Малахов? А никак! Набраться терпения и ждать конца. Воду не остановишь, дверь взломать ему тоже не под силу
Но почему Хальдорф его бросил?…
Что-то случилось внезапное. Не иначе. Забыть о пленных или утопить их ни с того ни с сего - это не похоже на немцев. А может, капитану удалось вызвать нашу авиацию и она раздолбала замок, разбила какие-то шлюзы? Нет. Слишком мало времени прошло. Пока координаты в часть попадут, потом приказ потребуется, заправка, загрузка, да пока пролетишь эти сотни километров…
Алексей Иннокентьевич добрался по нарам до вентиляционного отверстия и стал его ощупывать, хотя прекрасно помнил, что там вделана добротная решетка, с которой ему не совладать, а значит, отверстие не заткнешь ничем.
И тут за дверью, плохо различимые за шумом падающей воды, послышались голоса, потом появились полозки света, ограничивающие дверь, а потом загремело железо: видать, не поддавался засов. Не размышляя ни секунды, Алексей Иннокентьевич соскользнул вниз, и как только увидел, что дверь, преодолевая сопротивление воды, приоткрывается, набрал в грудь побольше воздуха и поднырнул под нижние нары.
На что он рассчитывал? Ни на что. Он не загадывал, чем кончится эта странная попытка; мыслей у него вообще не было, кроме одной: продержаться. И он держался изо всех сил и таращил глаза, следя за полетом светового пятна, которое то собиралось в яркую точку, то пропадало, чтобы тут же опять возникнуть. Держаться было все труднее. В голове нарастал звенящий гул. Перед глазами появились два, три, четыре пятна, они становились все ярче и были теперь не белые, а какие-то радужные. Они вертелись стремительным хороводом на фоне чего-то голубого, яркого и бездонного, как летнее небо. Алексей Иннокентьевич летел в эту бездну, невесомый и маленький, уже не понимая, где верх, а где низ и что с ним вообще происходит.
Он очнулся оттого, что кровь отхлынула от головы и немного успокоилось сердце. Он снова услышал падающую воду, понял, что сидит на нарах и что глаза у него закрыты. Он открыл глаза, но все равно ничего не увидел. Вода была уже ему по грудь. Алексей Иннокентьевич поднялся, придерживаясь за стойку нар, с трудом преодолевая сопротивление воды, шагнул в сторону двери. Нащупал ее. Дверь была приоткрыта.
Теперь главное - не суетиться.
Алексей Иннокентьевич стянул тяжелый, стеснявший движения френч. Протолкнул себя в коридор. И здесь был мрак. Где-то рядом, справа, грохотал поток воды; Алексей Иннокентьевич прикинул, где должен находиться выход, сориентировался и понял, что это грохочет вода, падая с верхних этажей по лестнице. И пошел прямо на шум.
Он уже взялся за стальную створку двери, прикрывая левой рукой рот и нос от забивающих дыхание брызг, как вдруг почувствовал легкое прикосновение к спине. Алексей Иннокентьевич замер. Почудилось? Нет, вот снова его коснулись, причем на этот раз (рубашка прилипла к спине и не была помехой) уже не осталось сомнения: к нему прикасались пальцами.
Ну! Сразу…
Алексей Иннокентьевич перехватил чужую руку в запястье, вывернул и резко рубанул ребром левой ладони по локтю. Хруста сустава он не мог слышать, но сломанная рука ослабла. Почему он молчит? почему не сопротивляется? - удивился Алексей Иннокентьевич, осторожно подтянул противника к себе… Он дрался с мертвецом.
Судя по форме, это был эсэсовец. Чтобы проверить еще одно, весьма смелое предположение, Алексей Иннокентьевич ощупал его ноги. Эсэсовец был без сапог, в шерстяных носках почти до колен и в тапках. Надзиратель, которого звали Крысенышем. У него была разбита голова и две пулевые раны в груди.
Вот и еще одна неразрешимая загадка. Кто его так?
К сожалению, кобура на эсэсовце была пустая.
Веря в себя, в свои силы, в успех, в каком-то яростном восторге от вновь обретенной свободы, Малахов бросился вперед. Поток сбил его и ударил о дверной косяк, но он тут же поднялся и бросился снова, и лез, и лез вверх, захлебываясь, но не отступая он мотал головой и кричал, и боролся с потоком, словно с живым существом, - и вышел победителем, и тогда совсем уверился, что все обойдется и будет хорошо.
На этом этаже воды было значительно меньше - чуть недоставало до колена. Но она текла и лилась отовсюду, и нетрудно было догадаться, что при таких темпах потребуется минут пятнадцать, чтобы нижний этаж залило доверху, и тогда придет черед этого.
Алексей Иннокентьевич припомнил, что выход в тамбур должен быть несколькими метрами правее, побрел в ту сторону и быстро нашел круглую стальную дверь. Она оказалась закрытой. Алексей Иннокентьевич налег на нее, дернул на себя. Не помогло. Тогда он нащупал засовы, засмеялся и сдвинул их. Мало! Он стал искать, что же еще удерживает дверь - и тут сзади ударил свет. Алексей Иннокентьевич резко обернулся. Кто-то стоял в нескольких метрах и светил ему прямо в лицо карманным фонариком.
- Так это вы, подполковник!…