Баллада об ушедших на задание. Дот - Страница 15

Сначала он потел. От слабости, от духоты, от недостатка воздуха. Потом пот кончился - и стало еще тяжелей. Он не задумывался, сколько времени прошло, сколько минут или часов стоили ему очередные сантиметры лаза. Он просто лез. Ощупывал камни, находил слабые места, вынимал, складывал и перекладывал и лез, лез… Над головой, над плечами была только зыбкая кирпичная толща, но чаще это было не «над», а «на» - на голове, на плечах, потому что он протискивался, буравил, поддерживал и лез, а потом ощупывание камней потеряло смысл: он уже не чувствовал, к чему прикасаются его разбитые пальцы, стал ошибаться, начались обвалы. Только первый его испугал, а потом он с ними смирился, хотя это было чертовски сложно - каждый раз начинать сначала: по сантиметру,по самой ничтожной малости вновь создавать сметенный мир… освободить руку… вторую. - освободить лицо… Упорядочивать хаос, вынимать и складывать, создавать пространство из ничего, вынимать и складывать, укладывать, протискиваться, лезть вперед, лезть вперед, лезть…

И вот он вылез. Знать бы, куда смылись все ребята, подумал Ромка, и решил, что пора двигать.

7

Ночь приближалась быстро. Мучила жажда. Немцы уходить не собирались. Надо было заметить, где они располагаются на ночь, где поставили часовых. Ромка медленно встал во весь рост и только теперь увидел, Откуда шел запах, который беспокоил его все время, пока он сидел.

В нескольких метрах от него, там, где прежде был вестибюль, а теперь зияла яма - мины пробили перекрытие котельной, - навалом лежали трупы пограничников. Они местами обгорели, и Ромка сначала подумал, 4to это последствия пожара. Трупов было много. Видимо, немцы стащили их сюда со всей заставы, Двери парадного входа валялись в стороне, рама обгорела до кладки. Немцы могли сбрасывать трупы почти от входа.

Но потом Ромка увидел еще один. Пограничник лежал в трех шагах; рядом, возле оконного проема, валялась его винтовка. Позиция никудышная, потому что немцы могли подобраться к нему почти вплотную, что они и сделали, наверное. Он лежал на спине, и по тому, как у него обгорели голова и руки, и по характеру единственной раны - его пристрелили в упор, прямо в Сердце, он уже не видел ничего, как подошли к нему, не видел, катался от боли, а потом что-то ткнулось в грудь - и конец. Ромка понял, что дело не в пожаре. Их выжигали огнеметами, догадался он и, осторожно ступая босыми ногами, пробрался к яме, чтобы посмотреть, нет ли там живых. Но сразу увидел, что это бесполезное занятие: все раненые были добиты, характерные следы пуль, сразу видать…

Ромка возвратился назад, подобрал винтовку, достал патрон, снял с убитого ремень с патронташем, примерил на себя - было чуть свободно. Ромка стал прилаживать, передвинул бляху и тут увидел на внутренней стороне ремня крупные буквы чернильным карандашом: «Эдуард П.»

Ромка сел рядом. Сидел и смотрел прямо перед собой. Вот так повернулось, думал он, с такого, значит, боку…

В отличие от сброшенных в яму у Постникова карманы не были вывернуты. Ромка достал его простреленный комсомольский билет и положил в карман рядом со своим. Была еще записная книжка, фотография девчонки и какие-то потертые бумажки. Разглядывать не было времени. Ромка переложил их к себе: представится возможность - перешлю матери. Поколебался - и стащил с Постникова левый сапог. Примерил. Великоват, а все же лучше, чем босиком. Нашел свой правый сапог, натянул и спустя полчаса уже пробирался через лес.

Прежде всего он направился к роднику. На это у него ушло вдвое больше времени, чем он предполагал, поскольку по дороге едва не напоролся на немцев: только он собрался перейти большую поляну, как в стороне из-под деревьев вышли двое и побрели по вечерней росе, отсвечивая касками; и навстречу им такой же патруль. Дальше Ромка пробирался осторожней, и, когда напился и набрал eq флягу воды, была уже полночь.

Вода взбодрила, но лишь на несколько минут. Затем наступила реакция. Его неодолимо потянуло в сон. Только сейчас, когда он оказался в относительной безопасности, заявило о себе нервное перенапряжение, в котором он находился уже почти сутки.

Ромка не стал упрямиться. Но завалиться под деревом было рискованно; столько немцев вокруг - ни за грош попадешься. Другое дело - захорониться наверху, в ветвях, но пока найдешь подходящую развилку да наломаешь толстых веток на настил…

И тут он вспомнил о триангуляционной вышке.

Это решение было вполне в Ромкином вкусе. Парадоксальность он считал признаком высшего класса. Кому придет в голову искать на самом видном месте? Ромка там был однажды. Площадка дза на два, правда, не огороженная, но если лежать (а он не лошадь, чтобы спать стоя), ни одна сволочь снизу не заметит.

Вышка была неподалеку. Ромка спал на ходу, пока брел к ней. Потом пришлось проснуться, чтобы, стоя на первой промежуточной площадке, выломать лестницу из гнезда и сбросить на землю. При этом сон рассеялся Окончательно. Однако Ромка не огорчился. Плохой бы он был солдат, если б его пугали такие трудности. Он взобрался по оставшимся двум лестницам на самый верх, стянул сапоги, положил под голову винтовку и патронташ - и больше ничего не помнил.

Его разбудил оглушительный рев.

Солнце поднялось уже высоко, сухо пламенел, наливаясь зноем, очередной день, а вокруг Ромки медленно кружил немецкий самолет…

Эти был не «мессершмитт» и не «фокке-вульф» и вообще далеко не современная машина - любую из них Ромка определил бы сразу, столько раз видел в методическом кабинете на плакатах. Этот был тихоход, двухместный моноплан-парасоль. Связист. Летчик был один. Он сдвинул очки на лоб, смеялся, махал рукой и что-то кричал Ромке, может быть, гутен морген.