Баллада об ушедших на задание. Дот - Страница 18

Еще выстрел - Ромка уже приметил куст, откуда стреляли, - и пулеметчик повалился из коляски.

Опомнившись, водитель рывком бросил мотоцикл между опорами. И - влево-вправо, влево-вправо - погнал зигзагами через луг вниз по склону. Но сверху все это выглядело слишком просто. Ромка медленно поднял винтовку и сбил немца с первого же выстрела. Мотоцикл промчался еще несколько метров, попал в рытвину, перевернулся и заглох.

Ромка тяжело спустился по лестнице. От нижней площадки до земли метров пять. В другое время он спрыгнул бы не раздумывая, но сейчас он чувствовал - обязательно подвернет или сломает ногу…

Ромка бросил на землю винтовку, обхватил бревно и съехал по нему вниз,

К нему подошел маленький красноармеец. Совсем маленький - хорошо, если полтора метра в нем наберется. Узбек. Такое лицо, что сразу видно: не просто восточный человек, а именно узбек.

- Мотоцикл хорошая. Бистрая, - сказал он и поскреб ногтем приклад своей трехлинейки; на Ромку он поглядывал как-то мельком, может, от избытка вежливости, а скорее от застенчивости. - Мой никогда не ездил.

- Прокачу.

Ромка глядел на свои ладони и пальцы. Кожи не было совсем, лишь в нескольких местах что-то похожее светлело.

- Ну и работенка…

Он терпеливо ждал, пока узбек перебинтует их, потом они подобрали автомат, надели для маскировки немецкие каски, подняли мотоцикл и покатили по тропкам в сторону шоссе. Потом они выехали на проселок и увидели бредущую через выгон колонну пленных красноармейцев.

- На пулемете умеешь? - спросил Ромка.

- Это хорошая пулемет, - кивнул узбек, поправляя ленту.

И они бросились в атаку.

Уже через несколько секунд Ромка опять остался один. Он в одиночку бился со всей немецкой охраной, вокруг лежали свои и не поднимались, и это длилось ужасно долго, так долго, это у кого угодно нервы могли бы сдать. Но Ромка знал: надо продержаться. И он дождался, что красноармейцы поднялись, и не удивился этому: люди судят других по себе, а уж Ромка Страшных, не раздумывая, бросался в любую драку, где были свои.

8

Мотоцикл мчался к проселку. Маневр показался немецким мотоциклистам очевидным; не имея возможности стрелять, они тоже устремились к дороге, полагая, что первый, кто на нее выедет, получит изрядную фору. Они не могли знать, что Ромку привлекает не проселок, а орешник на той стороне. По долгу службы ему были известны в этой местности все ходи и выходы, и он вел мотоцикл с расчетом, чтобы проскочить заросли в самом узком месте. Кстати, как он будет двигаться дальше - Ромка тоже знал.

Проселок был виден далеко в обе стороны. По нему пылили несколько немецких машин, почти все бензовозы для завтрашних и послезавтрашних самолетов, которые будут здесь базироваться. Водители на маневр мотоцикла среагировали естественно: те, что успели разминуться с пограничниками, наддали газу, остальные тормозили и разворачивались. В неопределенном положении оказался только один бензовоз: он сперва гнал, но, когда выяснилось, что не успевает, начал гасить скорость. Водитель не находил себе места, однако, увидав, что пулемет «МГ» в руках скрючившегося в коляске Герки Залогина наведен на его машину, замахал руками, энергично показывая, что в них ничего нет и что он не собирается вмешиваться в события.

- Бей! - закричал Страшных.

- Но ты же видишь…

- Бей, сопля! Может, он в спину хорошо стреляет.

«МГ» коротко застучал. Ничего не изменилось, только водитель еще энергичней замахал руками. Залогин ударил еще раз, более щедро. И опять ничего не изменилось, хотя бензовоз, словно уступая дорогу, отвернул в сторону и ткнулся в кювет. Но, когда проезжали мимо, Страшных успел заметить, что шофер уже мертв. А потом их швырнуло вперед горячей взрывной волной, вбило в кусты. Чудом не перевернулись.

И началось.

Пули защелкали вокруг, срезая ветви; кусты хлестали по лицам. Страшных не успел сбросить скорость, отвернул один раз, другой, через третий куст промчался насквозь и затем еще через один. Это его обмануло. Он решил, что прорвется напролом - и мощность, и масса мотоцикла были подходящие, - повел машину почти прямо, и они тут же застряли. Пока выбрались да оттащили мотоцикл, пули дважды продырявили коляску. «Шабаш», - крикнул Тимофей и показал на небольшую выемку. Мотоцикл в ней скрылся лишь наполовину; впрочем, большего и не требовалось. Пограничники легли вокруг.

Яма была сырой. Страшных выключил мотор, однако, услышав от Тимофея. «Пусть работает», - сказал: «Конечно», - и включил его снова, досадуя на свою несообразительность. Впрочем, он тут же отыгрался.

- Хорошо бы этого парня здесь положить, - кивнул Тимофей на узбека. - Только закопать не успеем. Жалко.

- Нет! - отрубил Страшных. Больше ничего не добавил и приготовился защищать свое «нет», уж больно категорически оно прозвучало, но с ним не спорили. Конечно, убитый был обузой, и таскать его за собой было не очень разумно. Однако Ромкина интонация убедила без аргументов. Все поняли, что убитый заслужил настоящих похорон с душевной надписью над могилой. Он прав, решил Тимофей, и кивнул.

- Послушайте, - сказал Герка, - мне это место не нравится. Здесь сыро. Мы в два счета простудимся. А летний грипп, это ведь такай пакость - хуже не бывает.

- Ладно, не нервничай, - сказал Тимофей, - они еще не вошли в орешник. И еще сами не знают - будут ли входить.

Совсем недалеко от них над верхушками кустов низко и лениво клубился тяжелый дым от горящего бензовоза. Выстрелы поредели. Оно и понятно: хоть как разбирало немцев, но сколько можно вслепую бить по кустам? Правда, мотоцикл их раззадоривал, колол воздух, как батарея петард.