Баллада об ушедших на задание. Дот - Страница 37

К оглавлению

По лязгу затвора Тимофей понял - орудие к бою готово.

- В которую штуку лупить? - спросил Чапа.

- Который пятится, того и бей.

- Не-а. Не можу, - пожаловался Чапа. - Он ач, какой верткий. Токечки, думаю, гоп, а он уже драла дал.

- А ты с опережением попробуй, - посоветовал Ромка.

- Дуже ты розумный! - огрызнулся Чапа. - Може, сам покажешь, як отое роблять?

- Ладно вам, - сказал Тимофей. - А по горящему попадешь еще раз?

- Спробую.

- Целься ему в мотор. Но стрелять только по моей команде!

Тимофей подрегулировал резкость и, чтобы как-то убить оставшиеся секунды, пока танк отползает к своим, шептал: «Ладно… ладно…» - смотрел, как шевелится (шалят нервишки у немца!), целится прямо ему в лицо все еще молчащее (ждут второго выстрела, чтобы точно засечь дот) дуло танковой пушки; как уплывают под броневые крылья отполированные траки; как командир танка высунулся из башни и то смотрит в бинокль на вершину холма, то что-то говорит вниз, наверное, пушкарю…

Тимофею казалось, что даже лицо механика-водителя он различает в приоткрытом переднем люке. Чтобы убедиться точно, хотя ему это и не нужно было, Тимофей стал всматриваться в темный срез амбразуры и чуть не прозевал момент, когда танк стал огибать горящую машину.

- Огонь!

И опять вокруг них и внутри каждого из них - в мозгу, в костях, в каждой клеточке тела красноармейцев взорвался гром, словно это и не снаряд был вовсе, а само пространство раскололось на куски. Но теперь Тимофей был готов к этому и не зажмурился даже, и видел, как сверкнул из-под катков огонь, и хотя Тимофей знал, какая это сила - 105-миллиметровый бронебойный, - а все-таки боялся сглазить удачу и ждал настоящего пламени, или дыма, или взрыва, что подтвердило бы успех. Но мгновения бежали, а танк стоял целехонький, и Тимофей уже смирился с неудачей, и ждал, что сейчас танк сдвинется и поползет прочь от шоссе, занимая свое место в боевых порядках батальона, как вдруг из башни высунулся командир, стал вываливаться наружу, сползать с башни вперед руками, цепляясь за броню; наконец скатился на землю и опять пополз на одних руках, и хотя Тимофею не было видно, что у немца случилось с ногами, надо понимать, досталось им крепко, потому что они тянулись за ним, как груз, а он все полз на руках и кричал беспрерывно, может, одно только «А-а-а!…» - судя по тому, как у него был вывернут рот. Но из дота его не было слышно: все-таки расстояние приличное, верных полкилометра набежит, да и моторы там ревели вовсю, десятки мощных танковых дизелей, а уши после второго выстрела были все еще заложены. Тимофей сглотнул несколько раз, чтобы выбить пробку, но не помогло.

Больше из танка не вылез никто, а затем изнутри его рвануло вверх высоким столбом, и лишь тогда по-настоящему загорелось.

Две снарядные гильзы еще чадили на броневом полу каземата.

Два дыма слились в один; рваное облако стало сносить вдоль шоссе в сторону дозорных танков.

Шоссе было перегорожено напрочь.

Теперь весь головной танковый полк рассредоточивался по долине. Первый батальон, словно разбуженный взрывом, уже бил по вершине холма в два с половиной десятка стволов. Однако цель была для немцев неудобная. Во-первых, стрелять вверх без специальных приборов всегда не с руки; а во-вторых, танки все время находились в движении - выполняли противоартиллерийский маневр. В таких условиях спрашивать с наводчиков исключительную точность, право же, грешно. И снаряды то летели высоко, то рвались ниже дота. Только однажды красноармейцы услышали, как болванка угодила в бронеколпак. Против ожидания звук оказался не ахти какой: загудело низко, будто в большой колокол; все-таки масса купола была огромной, в ней могла раствориться без существенных последствий и не такая инерция. Но об этом легко думать задним числом, после того, как оно случилось и ничего не произошло. А ведь красноармейцы ждали его, это прямое попадание, с первых минут боя. Знали, что когда-то оно произойдет, раньше или позже. Оно ожидалось, преувеличенное неизведанностью, и когда случилось наконец - сквозь дробь осколков по броне, сквозь глухие удары камней, - то угадалось сразу, и визг болванки, рикошетом упорхнувшей прочь, был воспринят с облегчением и торжеством.

Но, в общем, обстрелом немцы добились лишь одного: частично ослепили дот. Облака дыма и сухой глины заволокли вершину. А когда в амбразуру залетел большой осколок (его не услышали сразу, и лишь через мгновение обернулись на протяжный, всхлипывающий скрежет, и успели заметить, как он пробороздил по стене дота, густо роняя на пол искры и куски бетона), Тимофей прикрыл ее, оставив минимальное отверстие для наводки и стрельбы.

В редкие просветы он видел, что и механизированный полк пришел в движение. Правда, грузовики и бронетранспортеры остались на шоссе - в стороны им ходу почти не было: по камням да буеракам далеко не удерешь, - но солдаты густо посыпали через борта и бежали прочь, рассасываясь по тем же ямам и буеракам.

- Чапа, по мосту попадешь?

- Далеченько… - пожаловался тот на всякий случай, хотя в прицел мост был виден превосходно, и Чапа уже давно посматривал на него с интересом.

- Нечего прибедняться - наводи! - Тимофей покрутил ручку телефона и, услышав: «Медведев на проводе», - крикнул в трубку: - А ну-ка подбрось нам несколько фугасных!

В мост они попали только с пятого снаряда, Мост рухнул сразу, и десятка полтора танков, замыкающих походные порядки дивизии, оказались отрезанными. Они подкатили к берегу и стали гуртом. Потом один двинулся вдоль берега влево, другой - вправо. Искали брод. Сейчас тоже будут здесь, механически подумал Тимофей, но, поскольку это уже не имело значения, тут же забыл о них навсегда.