Этот обстрел был куда интенсивней предыдущего. Вначале еще можно было работать, используя просветы между разрывами, но уже через несколько минут перед амбразурой клокотала непроницаемая для глаза черно-рыжая буря, вспенивая землю и щедро плеща осколками стали и камней.
Тимофей взял бинокль и «шмайссер», сунул в каждый из карманов по рожку с патронами и неловко полез в нижний этаж. Медведев помог ему открыть люк, ведущий в запасной ход.
- Не отходи от телефона, - сказал Тимофей. - Мало ли что.
- Ага, - сказал Медведев. - А что, если я им наверх накидаю снарядов и до вас мотнусь? Вдвоем никак веселее.
- Нет, - сказал Тимофей, переступив через высокий стальной порог люка. Ход железобетонной трубой полого ускользал вниз в темноту. Здесь была прохладная сырость. Пожалуй, сейчас единственное прохладное место во всей долине.
- Нет, - повторил он, отметая на этот раз уже немую просьбу Медведева, и взял у него фонарик. - Ты здесь нужнее. Это знаешь как важно, чтобы у них перебоев не было. - Он мотнул головой в сторону потолка.
- Ага.
- Только телефон слушай. Если долго буду молчать, скажем, минуты две, сам вызывай.
- Не помешаю?
- Нет. А то мало ли что… и ход останется открытый…
- Ага…
Вверху громыхнула пушка. Это уже третий снаряд вслепую, отметил про себя Тимофей, Ему так не хотелось лезть в эту дыру. И риск большой, и демаскировка возможна. Но ведь кому-то надо корректировать Чапину пальбу…
Ход показался ему очень длинным. И выполнен был некачественно: местами швы между железобетонными кольцами заделали плохо, из щелей, пульсируя в такт канонаде, сыпался песок. Добро, что не вода, а то бы много мы здесь навоевали…
Наружный люк был такой же конструкции, что и остальные: замок, смотровые щели, пригодные для ведения огня. Только этот был помощней: трехслойная сталь миллиметров около ста.
В смотровую щель обзор был неважный: прилегающий клочок земли, на который сыплются комья глины. Тимофей открыл замок, взял автомат на изготовку, стремительно выскочил наружу и сразу присел в простенке между скалой и откинутой крышкой люка.
Никого.
Выше по склону били в небо бурые фонтаны. Туча клубилась, стремительными волнами вдруг скатывалась вниз. Некоторые снаряды рвались в полусотне метров, осколки так и шипели вокруг. Опасность усугублялась еще и тем, что этот выход, замаскированный под скопление валунов, приспособили для обороны с трех сторон; тыл был открыт совершенно. Эго было толково: нападающие не могли бы использовать углубление как окоп - сверху он простреливался; а сейчас и Тимофей не мог в нем укрыться.
Но выбирать не приходилось.
На шоссе не было заметно перемен, только в одном месте дымили сразу три грузовика - результат удачного снаряда, когда Чапа еще имел возможность наводить. Выходит, вся пальба вслепую была зряшной; на немцев она не произвела впечатления.
Вот в долине плеснул взрыв. Не совсем бестолково: где-то там лежала мотопехота. Но от шоссе далеко.
Тимофей передал по телефону поправку. Не угадал. Вторая оказалась ближе к истине. И только четвертая обеспечила прямое попадание, зато через несколько минут полыхало уже в трех местах, и немцы опять качнулись откатной волной. Однако не всех еще убедили те снаряды, и находились храбрецы, которые пытались отвести машины, и некоторым это удалось: фургоны и легковушки перебирались через кювет и расползались по целине. Но когда после очередного снаряда в хвосте автоколонны начался фейерверк - угодило в грузовик с боеприпасами, шоферня побросала даже то, что могла спасти, и стало очевидно: колонна обречена.
Без опыта корректировать стрельбу было трудно. Только глазомер и выручал. Тимофей весь ушел в эту работу и прозевал момент, когда немцы снова пошли на штурм: по фронту наступали два танковых взвода и несколько десятков автоматчиков. Это упущение объяснялось тем, что Тимофей не отрывал от глаз бинокля, он всем своим существом был на шоссе. Но затем где-то вблизи наметилась перемена. Тимофей уловил ее сначала подсознательно, потом даже бинокль опустил. Осмотрелся. Танки уже не стреляли, и одна за другой замолкали батареи. Еще минута - и вокруг стало тихо, только шлепались на землю последние комья земли и осколки.
И только теперь он увидел немцев. До них оставалось метров триста. Автоматчики шли скорым шагом, и танки не спешили - старались держаться купно с ними.
Их появления так близко Тимофей не ждал, но эту неожиданность принял спокойно. Еще три дня назад, в последние минуты перед схваткой он испытывал не только решимость, но и отчаяние: он не боялся умереть, но умирать так не хотелось!… А сейчас сердце молчало. Никаких эмоций не было в Тимофее. Лишь спокойствие и Колодный расчет. Как в тире. Больше нет людей с их страстями, судьбами, талантами и детьми. Есть только задача, которую поставили перед тобой три дня назад. Тогда ты был не в силах ее выполнить, но сейчас она пересекла твой жизненный путь снова, как огненные библейские письмена на стене. «Не пропустить!» - ради этого была вся предыдущая жизнь. Чтобы сегодня в этой уютной долине - не пропустить. Во имя чего он это делал, Тимофей сейчас не задумывался, как не мог знать, что с того момента, когда он, стреляя по фашистам, перестал думать, что убивает людей, он стал настоящим солдатом, а эта война стала его войной: не только ветром его судьбы, но и частью его естества.
Медведев ответил сразу: все патроны в кладовой, возле пулеметов их нет.
- Возьми шесть коробок, по две на каждую машинку. Залогин укажет, кому какая. - Тимофей хотел кончить на этом, но молчание Медведева и сопение Чапы подсказали: от него ждут полной ясности. - Немцы близко. Очень.