И майор накликал-таки беду. «Юнкерсы» успели отбомбиться, но на последнем заходе у головной машины вспыхнул мотор.
Трагедия закончилась в несколько секунд. Ни один из летчиков выпрыгнуть не успел, да и не смог бы - земля была рядом. Так-то, господа, иронически пробормотал майор, дождался, пока стало ясно, что атака провалилась, и приказал дать сигнал к отходу.
Сегодня он был недоволен собой. То ли устал, то ли в нем что-то надломилось, то ли сомнение поселилось в душе, стало расползаться, и теперь этот процесс невозможно было остановить, только он стал угадывать в себе растерянность, которая вскоре сменилась ощущением беспомощности. Но ведь он и до этого понятия не имел, что делать дальше, как выкрутиться, однако это не отражалось на его внутреннем состоянии, а тем более на его поступках. Я становлюсь впечатлительным, разозлился на себя Ортнер и приказал ротным: «Делать траншеи в полный профиль: копать, копать и копать!» - и, чтобы наверняка и быстро вылечить свою душу, ушел спать в палатку.
Проснулся сам. Рядом с палаткой громким шепотом пререкались трое. Харти он сразу признал. Второй голос был знаком тоже. Эго новый адъютант, понял Ортнер, и вдвоем они не пропускают ко мне какого-то дельного человека. Ортнер еще прислушался и уверенно определил, что это человек свой: каждая реплика его была заряжена некой приятно-барственной интонацией. Что мимо Харти не прорвешься, это Ортнер знал точно, но и новый адъютант молодчина: деликатен, но тверд. Уже выбираясь из палатки, майор зачем-то попытался вспомнить лицо прежнего адъютанта, который достался ему от гауптмана Питча. Из этого ничего не вышло. Куда он делся? И когда?… Наверное, пустой был человек, никакой, раз так бесследно проскользнул мимо из ниоткуда в никуда, решил Иоахим Ортнер и напрочь выкинул вопрос из головы.
Перед ним стоял капитан люфтваффе, улыбчивый верзила лет двадцати двух с внешностью чемпиона по гольфу своего монархического клуба.
- Милый гауптман, вы играете в гольф?
- Еще как! И не только в гольф. Я играю во все, черт меня побери! - воскликнул капитан и радостно захохотал. - А что, мессир, это и есть ваше поле для гольфа? - Он широким жестом обвел долину. - На мой взгляд, лунок многовато, а? - И он захохотал снова, ужасно довольный своей шуткой.
Общих знакомых у них не нашлось, тем не менее они провели четверть часа в приятной болтовне, пока не добрались до дела. А заключалось оно в следующем. В семи километрах отсюда в этой же долине был аэродром, на котором сейчас базировалось несколько самолетов-разведчиков, ожидавших приказа о переброске ближе к линии фронта, и две эскадрильи двухместных монопланов, маленьких машин, какие обычно используются для небольших грузовых перевозок, для связи, неопасной рекогносцировки и т.п. Командиру группы монопланов и было приказано поддержать 1027-й батальон. Конечно же, больше одного-двух звеньев никто выделять не собирался, да и то на один вылет.
Что смогут эти букашки, если «фокке-вульфы» и «юнкерсы» не смогли?
Иоахим Ортнер придумал сразу. Бомбить не придется. У этого дота, видать, такое перекрытие, что бомбами его грызть и грызть. Вопрос: - Сколько бочек нефти может поднять одна ваша керосинка? - Четыре, мессир. - Прибедняетесь, милый гауптман? - Четыре, мессир. Ведь самолет должен летать, порхать, парить, а не ползти наподобие утюга, не так ли? - Хорошо, пусть будет по-вашему, гауптман. Сколько же бочек нефти понадобится, чтобы устроить на этом холме небольшую Этну? - Двадцать. - Почему двадцать, а не тридцать или сорок? - А потому, мессир, что пять самолетов сделают один вылет. И других цифр от нас не ждите. - Ну и стервецы ж вы, ребята… - Ха-ха!…
Точного времени не назначали; как летчики обернутся, так и хорошо. В шестом часу они сообщили: вылетаем. Пушки вывернулись из овражка все разом - теперь у каждой был свой выезд - и начали ослепляющий огонь по пулеметам. Монопланы появились неожиданно даже для Иоахима Ортнера. Они зашли со стороны солнца и скользили по пологой наклонной на дот, словно и впрямь по солнечным лучам. Красные спохватились поздно. Монопланы проносились в нескольких метрах над вершиной холма, бочки шлепали тяжело и глухо, сыпались зажигательные бомбы. Стрекотали моторы. И без бинокля было видно, как расползается, расплывается, пухнет огненный пирог на вершине. Еще миг - и он взметнется смертоносными языками, и траурный шлейф поднимется в предвечернее тихое небо - химерический памятник, зловещий мемориал. Как просто все решилось, даже примитивно. Сразу бы это придумать - сколько сил, сколько нервов он бы себе сберег…
И в это мгновение Ортнер увидел, как словно из-под земли неподалеку от дота появилась фигурка человека. Она метнулась в одну сторону, в другую. Отовсюду наползал огонь. Не нравится! - злорадно подумал майор, а человек отчаянными прыжками бросился напрямик через пламя - на вершину дота - сорвал флаг и исчез, закрытый взметнувшимся сразу отовсюду жирным чадным пламенем.
Иоахим Ортнер засмеялся. О господи, думал он, какая варварская страна. Они ценят что угодно: красивые слова, анекдоты из прошлого, цветные геральдические тряпки, но только не саму жизнь, прекрасную и сладостную жизнь. Они живут мифами, а не реальной жизнью! Они не знают, что бог умер, вспомнил он слова любимого философа, и что пришел сверхчеловек, которому принадлежит все.
Между тем роты поднялись только до половины холма: дальше не пускало пламя. Его плотная стена разъединила противников на несколько минут, но даже издали было видно, что фронт пламени неровен. Еще немного, и оно начнет опадать, потом останутся отдельные очаги в рытвинах и воронках.