Баллада об ушедших на задание. Дот - Страница 6

- А, дядя, еще живой? - обрадовался Залогин. - Ловко это у тебя выходит - с открытыми глазами. Хорошо еще - у меня во какая реакция классная.

- Я сейчас… сейчас. сам…

- Ну-ну! Ты только ноги не гни в коленях. Это первое дело!

Тимофей шел в крайнем ряду, дальнем от дороги; только поэтому жандармы не заметили его обморока. А может, не придали значения. Мол, колонну не задерживает, а там хоть на руках друг друга несите по очереди.

Жандармы по-прежнему почти не уделяли пленным внимания. Они плелись парами по тропке, которая вилась сбоку от проезжей части, болтали, дремали на ходу; их было одиннадцать человек - слишком много для такого количества пленных; и работа знакомая, приевшаяся. Война только началась, а они уже знали наперед, что с ними будет сегодня, и завтра, и через месяц. Они знали, что главное - не зарываться, не лезть вперед, потому что на войне умный человек всегда предпочитает быть вторым, чего бы это ни касалось: мнения на совете или инициативы в атаке. Правда, именно первые загребают львиную долю крестов, но среди них попадаются и березовые.

Колонна двигалась медленно. Ноги вязли в рыхлой земле, путались в стеблях пшеницы. Стебли казались липкими и не рвались - уж если заплело, их приходилось вырывать с корнями; от этого над колонной, не опадая, висело облако пыли, она оседала на губах, на нёбе, а смыть ее было нечем.

Из заднего ряда легонько хлопнули Залогина по плечу. Он обернулся. Сзади шел приземистый, крепкий парнишка с круглым лицом, белобрысый, курносый; с таких лиц, похоже, улыбка не сходит ни при каких обстоятельствах; сейчас она - добродушная, щедрая - настолько не вязалась с обстановкой, что совместиться, ужиться они никак не могли. И улыбка брала верх. Она опровергала самый дух плена…

- Слышь, паря, - сказал он Залогину, - давай сменяемся.

- Ага, - выдохнул Герка, - замечательная идея. В самую десятку.

С этим парнем Тимофею было легче идти. Он был крепче и не просто вел - на него можно было опереться по-настоящему, не опасаясь, что через несколько шагов он рухнет. Потом Тимофей увидел, что опирается на совсем другого красноармейца, и уже не удивился этому. Впрочем, он все время ждал, когда же наконец рядом снова окажется Залогин, и когда это случилось - обрадовался.

Как ни странно, по клеверу пошли легче. Может, приноровились, а может, подгоняла близость леса. Все уже мечтали о передышке в тени деревьев, но метров за двадцать конвоиры повернули колонну влево, на заросший подорожником проселок. Там в двух с половиной километрах был совхоз, это мало кто знал, и пленные опять упали духом.

Перед лесом у Тимофея всплыла мысль о побеге. Она была слепая и беспомощная и появилась только потому, что на нее не требовалось усилий. Лес - побег; эта связь была первым, что могло прийти в голову и пленным, и конвоирам, и особой чести не давала. Вот реализовать ее - другое дело. Но конвоиры отрезали пленных от леса. Чтобы пробежать эти метры, нужно всего несколько секунд. Очевидно, по тебе успеют пальнуть, быть может, и не раз. Это уже риск, на него надо решиться, чего никто из пленных, похоже, просто не успел сделать.

А потом проселок, отжатый картофельным клином, отвернул от леса на полторы сотни метров, и мимолетный шанс испарился.

Потом Тимофею стало совсем худо. Чалма, конечно же, расползлась, прямое солнце целилось в череп. Голова распухла и стала гулкой, словно колокол. Он уже не осознавал, где он и что с ним, ему чудилось бесконечное подворье родной «Азовстали», гудки маневровых «кукушек», запах железа, такой разный возле разных цехов, и весь мир выбелен солнцем, наполнен им, пронизан; только в сумеречной глубине цехов и свет был иной, и звук, и тепло - там формовала свой мир, насыщая его своей атмосферой, раскаленная сталь…

Потом он очнулся. Вокруг был полумрак. Сбоку приятно холодила сырая кирпичная стена. Под ним была солома, смешанная с навозом. По запаху Тимофей понял: конюшня. Рядом шел тихий разговор.

- Ты нас не подбивай, граница, не подбивай, тебе говорю. Тут не маневры: синие против зеленых. Тут чуть не то - и проглотишь пулю. И прощай, Маруся дорогая…

- Канешно, канешно, об чем речь! Жизня - она одна, и вся тутечки. Она против рыску. Это когда ты до бабы подступаешь, тогда рыскуй, скоки влезет. А жизня - она любит верняк, как говорится - сто процентов.

- Цыть, - отозвался первый, - чо встряешь со своей глупостью? - Он передразнил: - «Сто процентов!…» Скажи еще: сто три, как в сберкассе. Так тут те, слава богу, фронт, а не сберкасса. Тут, дурак, своя арифметика.

- Канешно, канешно, кто бы спорил…

Но по голосу чувствовалось, что второй остался при своем мнении, с которого не стронется.

- Я не подбиваю. - Это Герка Залогин. - Только, дядя, ты сам сообрази: сколько нас, а сколько их. И они даже не смотрят в нашу сторону. И вот по сигналу, все сразу…

- Ну, ты прав, граница, хорошо, считай, все по-твоему получилось. Душ двадцать мы потеряем - уж ты мне поверь, это как в аптеке. Но зато воля. И куда мы после того подадимся?

- Ясное дело - к своим. Оружие понадобится - отобьем. Десять винтов для начала тоже неплохо

- Оно, геройство, красота, канешно. Тольки все это ярманок. А германец повернется - и нам хана. Всем в одночасье.

- Слышь, граница, а он со страху говорит резон. Скажем: послали на нас взвод автоматчиков. Где мы будем после того?

- А ну вас обоих, - разозлился Герка. - Только я тебе скажу, дядя: если все время оглядываться, далеко не убежишь. Это я тебе как специалист говорю.

- Нешто с лагерёв бегал? - изумился второй. - Шо ж на границу взяли? По подлоге жил, выходит?