Баллада об ушедших на задание. Дот - Страница 80

И вот в пяти дивизиях было создано пять групп, и каждая из них получила свой «коридор», а в нем несколько точек, которые следовало проверить. О том, что соседи выполняют идентичное задание, никто из них не знал. На всякий случай.

Группы имели право выйти в эфир только один раз: в случае обнаружения разведцентра или в конце маршрута, если все номера оказывались пустыми. Хальдорф не должен был даже подозревать, что рыбак уже завел невод.

Последний день июня был последним сроком. Четыре радиограммы приняли еще накануне; пятой все еще не было. Алексей Иннокентьевич сначала названивал в школу, где в уцелевшем от бомб и пожара крыле разместилась радиостанция, но под вечер не выдержал и пришел. Радиограммы все не было. Алексей Иннокентьевич отправился по этажам. На первом был физкультурный зал (на выгоревших обоях задней стены полосатый светлый след от шведской стенки - отодрали, скорее всего на растопку); на остальных этажах были только классные комнаты, ни одного предметного кабинета, но парт тоже ни одной; все зима съела. Коридоры упирались в фанерные перегородки. Через дырки от сучков был виден город, лучше всего, конечно, из коридора четвертого этажа; оттуда была хорошая видимость километров на пятнадцать, но это днем, а сейчас из-за заката все расстояние между школой и далеким небом было задернуто голубой кисеей.

Алексей Иннокентьевич спустился к радистам.

Ничего.

Малахов понимал, что это означает. Радиограммы уже не будет, ее некому посылать, думал он, и хотя ему жалко было ребят, которых он и не видел даже (если не считать их командира, старшего лейтенанта, рыхлого альбиноса с насмешливыми глазами; у него была привычка через слово вставлять «ферштейн», причем он произносил это с ужасным прононсом, словно у него был насморк или полипы, так что получалось «верштейн»), но радость была сильнее. Конечно, было бы вовсе замечательно, сообщи они сами: «Это здесь». Пусть бы сообщили - и ушли, и возвратились благополучно… Но сейчас даже их молчание было вестью о Хальдорфе. Молчат - значит, он там, на одной из намеченных точек. Молчат - значит, Хальдорф их обнаружил и взял - и тем выдал себя. И если они погибли, а это не только возможно - даже вероятно, они выполнили свою миссию, и жертва их будет не напрасна… Я не знаю, что я буду делать, если они все-таки выйдут в эфир и дадут радиограмму, думал Алексей Иннокентьевич, расхаживая по обрубку коридора. Я просто не знаю, что буду делать…

Малахов не уходил с радиостанции до полуночи. Потом подождал еще час. Потом решил здесь же и ночевать, благо места было много, и внизу, возле физкультурного зала, в кладовке лежала стопой куча спортивных матов. Как их до сих пор не растащили - одному богу известно. Малахов принес два самых мягких в кабинет начальника радиостанции, постелил их на полу, предупредил дежурного, чтобы чуть что разбудили, и спокойно проспал до утра.

Завтракал он у разведчиков. Резервная группа была подобрана именно для этого дела, именно для такого случая еще несколько дней назад. Многих Малахов знал лично, провал с ними не одну операцию. На них он мог положиться.

Операция вступала во вторую фазу. Работа предстояла опасная: пройти по маршруту исчезнувшей группы, выходя в эфир после проверки каждой контрольной точки. Этим они открывали себя. Если у немцев имеется приличная пеленгующая аппаратура, риск становился даже весьма серьезным. Но выбора не было. На маршруте шесть подозрительных мест - шесть контрольных точек. На какую нацелить штурмовые бомбардировщики? Куда выбрасывать воздушно-десантный батальон?…

К десяти утра прибыл заказанный Малаховым грузовик - полуторка с полотняным верхом. Полотно выгорело почти до белизны и пришло в катастрофическую ветхость. Кое-где его посекли пули и осколки, но большинство дыр были куда менее героического происхождения. Когда-то полотно пытались латать, его и камуфлировать пытались, даже совсем недавно, однако скоро бросили это дело, правда, непонятно почему.

Разведчики собрались быстро. Малахов изумился, увидав, какой арсенал они забирают с собою. Все же он удержался от реплики. Мое дело ставить задачу, а как ее решить - им виднее, рассудил он.

В дивизию добрались только после полудня. Всех растрясло, устали, почти не разговаривали. Малахов сказал: отдыхайте, сейчас организую горячий обед. Командир группы не стал дожидаться, разыскал коллегу - командира дивизионной разведроты - и они отправились на НП наблюдать вражеский передок. Возвратились в сумерках. Командиром разведроты оказался капитан плотного сложения, какое не часто бывает у молодых людей; этому было немного за двадцать, хотя рассеянный вечерний свет и война щедро набавляли ему годы. Он подошел к Малахову и отдал честь четко и вполне по уставу, но в каждом движении была свобода и уверенность в себе; может быть, точнее будет сказать - уважение к себе. Малахову такое всегда нравилось в людях, если только за этим не угадывалась примитивная самовлюбленность.

- Товарищ подполковник, разрешите обратиться?

- Прошу вас.

- Разрешите присоединиться к уходящей группе. С несколькими своими людьми.

- Зачем?

- Мои ребята не вернулись. Та группа. Я должен их выручить.

Малахов уже разглядел капитана. Действительно - очень молод, чуть старше двадцати. Что-то еле уловимое восточное: то ли в скулах, то ли широковато лицо. Малахов усмехнулся: во всех нас нет-нет да и пробьется татарская кровь. Такова Русь!

- Откуда родом?

- Сибиряк. Забайкальские мы. Из нерчинских.

- Знаменитые места. Зовут как?